— Да, — вздохнул дядя Костя. — Так что наша банковская система практически лежит в руинах. А ты про налоговую. Мы её годы будем реформировать. Надо срочно что-то делать! У тебя ведь наверняка есть идеи?

Глава 11

— Прекратить выдавать кредиты под залог имений, кроме самых надёжных заёмщиков с хорошей кредитной историей, ежели таковые в природе существуют, повысить ключевую ставку и назначить на должность министра финансов компетентного человека, — предложил Саша.

— Какую ставку? — переспросил дядя Костя.

— Ключевую. Ту, под которую выдаёт кредиты частным банкам государственный центральный банк.

Саша не считал себя большим финансистом, но уж такие элементарные вещи знал.

— У нас нет ни центрального банка, ни государственного, ни по большому счету и частных, — заметил дядя Костя.

Саша возвел глаза к оранжевым облакам на закатном небе и посчитал про себя до десяти.

— Значит ещё учредить центральный государственный банк и поощрять создание коммерческих банков.

— Рейтерн тоже самое говорит, — кивнул Константин Николаевич.

— И продать часть государственного имущества в частные руки, — сказал Саша.

На всякий случай проглотив страшное слово: «приватизация».

— И такая идея есть, — констатировал дядя Костя.

— И сократить расходы на содержание бюрократического аппарата, армию и полицию.

— На последнее не получится. И так уж…

— И изменить налоговую систему, — добавил Саша.

— Ты, кстати, зря считаешь Княжевича некомпетентным, — сказал Константин Николаевич. — У него почти те же планы, только он ограничивается полумерами.

— Назначить на должность министра финансов прогрессивного, решительного и компетентного человека, — поправился Саша.

— Саша (твой отец) Княжевича еле уговорил. Как думаешь, выползем?

— Выползем за счёт выкупных платежей.

Сашу, кажется, понял зачем они нужны, и почему без них так трудно обойтись не только помещикам, но и государству.

— Только это не метод, — сказал он. — Потому что приведёт к обнищанию крестьянства, а, следовательно, социальной напряженности. А к чему приводит социальная напряженность, думаю, ты и без меня понимаешь. Здесь не надо быть прорицателем и видеть пророческие сны. Лучше использовать те меры, которые предложили я и Рейтерн с Княжевичем.

Дядя Костя отбросил бычок, чуть не обжегший пальцы, и закурил очередную папиросу.

— И не ввязываться в войны, — добавил Саша.

И подумал, что народ обязательно свалит финансовый кризис на папа́, хотя он полностью подготовлен предыдущим царствованием, а отец старается разгрести это говно, хотя и по-идиотски. Но при нём же случилось, значит, он и виноват.

Летних экзаменов не было, ибо Гримм их отменил. С одной стороны, спокойнее, а с другой Саша давно хотелось скинуть школьную программу и заняться чем-нибудь поинтереснее. На экзамены по оставшейся алгебре и так называемой «физике весомых», то есть механике, аэростатике и механическим волнам, он всё-таки напросился, оставив на следующий год электричество и оптику, которыми собирался заниматься у Якоби к большей радости академика.

Уроки Бориса Семеновича стоили несколько дороже, чем у Соболевского, но царь отреагировал в стиле: «чем бы дитя не тешилось» и смирился. В крайнем случае, Саша был готов взять оплату на себя.

Получив обе пятёрки с плюсом, Саша напросился на химию, ибо хотел понять, на каком уровне эта наука. Реализация многих изобретений из будущего натыкалась на отсутствие нужных материалов.

Таким образом из средней школы, кроме химии, осталась геометрия, которую Саша всегда знал хуже алгебры, «физика невесомых» и всякая гуманитарщина.

30 июня пришла депеша, которая заставила Александра Николаевича уединиться в своём кабинете и приказать не беспокоить.

Царь взял сигару и закурил.

Депеша была о Виллафранкском перемирии, заключённом накануне между предателем Францем-Иосифом и Наполеоном Третьим. По условиям договора австрийский император уступал Наполеону Ломбардию по рекам По и Минчио, а император французов передавал её Сардинскому королевству в обмен на Ниццу и Савойю, которые становились французскими, как собственно и предсказал Сашка две недели назад.

Александр Николаевич вспоминал детали этого разговора. «Разве Савойя не Франция?» — удивился Сашка. «Сардинское королевство», — поправил Костя. «И Ницца — не Франция?» «Пока нет».

Уже да. Со вчерашнего дня. Если конечно условия перемирия будут выполнены.

Ещё Сашка сказал, что исполнение его пророчеств «не за горами». Да, не за горами. Две недели.

Впрочем, в чём-то Сашка ошибся. Венеция оставалась владением Австрии, в отличие от Пломбьерских договорённостей, а значит, объединение Италии откладывалось. Хотя и имя Гарибальди ещё не гремит.

Царь затянулся и медленно выпустил дым.

Сашка мог всё просчитать. С его умом и железной логикой. С его интересом к политике и периодическим чтением «Таймс», за которым его заставал Гогель.

И о Пломбьере мог слышать и до того, как Костя ему взболтнул. А уж о последних поражениях Австрии знал наверняка. После Сольферино Виллафранка была практически неизбежна.

Правда, Наполеон Третий сам предложил Францу-Иосифу мир. Но это только ухудшало положение Италии.

Только Сашкино пророчество не выглядело расчётом. Просто четырнадцатилетний мальчик откуда-то знает, какой должна быть карта Европы, а она другая. Он бы не стал притворяться. Зачем? Так бы и сказал: «Папа́, по моим расчётам, Австрия проиграет войну, а Ницца и Савойя отойдут Франции». С него бы сталось. Он обычно не стесняется.

А если пророчество? Тогда и остальные предсказания могут оказаться верны.

Александр Николаевич докурил сигару и открыл запертый на ключ ящик письменного стола, к которому кроме него никто не имел доступа.

Вынул Сашкины прошлогодние пророчества и перечитал. Пленение Шамиля, покорение Средней Азии, освобождение Болгарии, его Александра Второго смерть, потеря Польши и Финляндии и все четыре русских революции.

Ни слова ни об Италии, ни о Гарибальди.

И пока по-прежнему ничего не сбылось.

5 июля Сашу с Володей отправляли в кадетский лагерь, отчего младший брат был в восторге.

Гремела барабанная дробь, пел военный рожок, играли марши. Поднимали «имперку» в честь великих князей. На этот раз, за отсутствием Никсы, впереди шёл Саша, а за ним — Володя.

Перед палатками кадеты стояли во фрунт и салютовали ружьями.

Сашу это уже не удивляло. Не то, что год назад.

Да и к «имперке» попривык и смирился.

Как заряжать винтовку с дула, Саша не забыл, его больше не шокировали бумажные патроны, и даже стрелять не разучился. Более того, винтовка казалась легче, чем год назад. Конструкция её и вес не изменились, просто стрелок стал старше и сильнее.

Саша вспомнил, что обещал Никсе что-нибудь придумать насчёт дульного заряжения, но за год понял, что всё, что возможно на данном уровне развития технологий, уже придумано, и дело не в идеях, а в деньгах, которых не хватает на перевооружение армии. Какое уж тут перевооружение армии во время «банкового» кризиса!

Ладно! Эта задача казалась не самой актуальной, войны не ожидалось ещё лет двадцать, если не считать локальных конфликтов на Кавказе и в Средней Азии.

Есть задачи и поважнее.

На этот раз кадетское учение планировалось не более двух недель. Прошлогодние знакомцы Мамонтов и Скалон уже успели окончить корпус и сдать выпускные экзамены, так что Саша завел новые знакомства. Гитара, которую он не забыл взять с собой пригодилась не однажды.

Прощальный вечер состоялся уже в середине июля и начинался вполне невинно и официально. Сидели у костра, ели картошку в мундире, а Саша пел песенки тоже вполне невинные: «Марию», «Балаган» и «Во славу Греции твоей», которую вспомнил за две недели лагеря.